«Я стала жертвой харассмента», -- написала в Эскортограме всеми забытая актриса одной примитивной роли Анна Хилькевич.
Фото: Соцсети
Честно скажу: я ждала более впечатляющей истории под этим громким заявлением.
Хотя бы как у Костюшкина или у Боньки, в которую, по её словам сунули, а она поначалу и не поняла, что находится в процессе лишения девственности.
В общем, я ожидала трагедию с душераздирающими подробности в виде писек в рот, либо комичный фан, как у Боньки. Хилькевич не смогла выдать ни того, ни другого, а выжала из себя то, что, собственно, из себя представляет: унылую серость.
Режиссёр, пробы, «мы сели на диван», «очнулась я в тот момент, когда поняла, что сижу у него на коленках и он пытается завалить меня».
В общем, даже не завалил.
Длинной простынёй плохого текста Аня пытается рассказать нам про харассмент, но -- её же словами! -- «дверь открылась и меня спокойно отпустили».
Он хотел. Она не хотела или хотела, но не хотела, а потому ничего и не было.
Не изнасиловали. Вот так вот!
Таких «неизнасилований» на жизненном пути каждой бабы насчитается с десяток, если не больше. Стоит ли на них зацикливаться и годами прорабатывать травму у психотерапевта? Я бы не стала.
В конце концов, мы русские или кто? Мы сильные, мы живучие, мы -- дети и внуки тех, кто победил фашизм. Стойкость заложена в наших генах. Мы не заморачиваемся на темах, которые выеденного яйца не стоят.
Я в металлургии работала. Это вам не пробы в кино.
Ко мне мужики ещё как лезли. Это харассмент? Да срать. Я говорила «нет», и знаете, что было потом? Мы становились хорошими товарищами. Одного из директоров, который «не изнасиловал», до сих пор с теплотой вспоминаю: отличный мужик.
Является ли то, что пережила Хилькевич харассментом? Тоже срать.
Мне не нравится то, что наши сельские селебы категории «омега» зачем-то пытаются напомнить о себе публике, эксплуатируя тему сексуального насилия.
Я не могу смотреть фильмы, в которых мужчин насилуют в тюрьмах, а Костюшкин, развалившись в кресле сытым котом, с самодовольной улыбкой рассказывает толстой тётке о том, что ему в рот напихали мужских пиписек.
Я выхожу из комнаты, если на экране -- сцена, в которой насилуют женщину. Тоже не могу смотреть.
Когда убивают, могу. Когда насилуют, нет. Не знаю, почему.
Может, потому, что стержень моей личности -- это чувство собственного достоинства? Может, потому, что я не выношу ситуаций, в которых унижают и растаптывают людей?
Именно поэтому хочу обратиться к публичным писькам: не трогайте тему сексуального насилия. Это -- плевок в сторону людей, которые действительно пережили изнасилование.
Хотите хайпануть? Снимите трусы. Отсосите под камерами. Вам, в конце концов, -- не привыкать.
К чему это я? Ах, да: а вы сталкивались с сексуальным насилием или харассментом? Расскажите.
Фото: Соцсети
Честно скажу: я ждала более впечатляющей истории под этим громким заявлением.
Хотя бы как у Костюшкина или у Боньки, в которую, по её словам сунули, а она поначалу и не поняла, что находится в процессе лишения девственности.
В общем, я ожидала трагедию с душераздирающими подробности в виде писек в рот, либо комичный фан, как у Боньки. Хилькевич не смогла выдать ни того, ни другого, а выжала из себя то, что, собственно, из себя представляет: унылую серость.
Режиссёр, пробы, «мы сели на диван», «очнулась я в тот момент, когда поняла, что сижу у него на коленках и он пытается завалить меня».
В общем, даже не завалил.
Длинной простынёй плохого текста Аня пытается рассказать нам про харассмент, но -- её же словами! -- «дверь открылась и меня спокойно отпустили».
Он хотел. Она не хотела или хотела, но не хотела, а потому ничего и не было.
Не изнасиловали. Вот так вот!
Таких «неизнасилований» на жизненном пути каждой бабы насчитается с десяток, если не больше. Стоит ли на них зацикливаться и годами прорабатывать травму у психотерапевта? Я бы не стала.
В конце концов, мы русские или кто? Мы сильные, мы живучие, мы -- дети и внуки тех, кто победил фашизм. Стойкость заложена в наших генах. Мы не заморачиваемся на темах, которые выеденного яйца не стоят.
Я в металлургии работала. Это вам не пробы в кино.
Ко мне мужики ещё как лезли. Это харассмент? Да срать. Я говорила «нет», и знаете, что было потом? Мы становились хорошими товарищами. Одного из директоров, который «не изнасиловал», до сих пор с теплотой вспоминаю: отличный мужик.
Является ли то, что пережила Хилькевич харассментом? Тоже срать.
Мне не нравится то, что наши сельские селебы категории «омега» зачем-то пытаются напомнить о себе публике, эксплуатируя тему сексуального насилия.
Я не могу смотреть фильмы, в которых мужчин насилуют в тюрьмах, а Костюшкин, развалившись в кресле сытым котом, с самодовольной улыбкой рассказывает толстой тётке о том, что ему в рот напихали мужских пиписек.
Я выхожу из комнаты, если на экране -- сцена, в которой насилуют женщину. Тоже не могу смотреть.
Когда убивают, могу. Когда насилуют, нет. Не знаю, почему.
Может, потому, что стержень моей личности -- это чувство собственного достоинства? Может, потому, что я не выношу ситуаций, в которых унижают и растаптывают людей?
Именно поэтому хочу обратиться к публичным писькам: не трогайте тему сексуального насилия. Это -- плевок в сторону людей, которые действительно пережили изнасилование.
Хотите хайпануть? Снимите трусы. Отсосите под камерами. Вам, в конце концов, -- не привыкать.
К чему это я? Ах, да: а вы сталкивались с сексуальным насилием или харассментом? Расскажите.
Свежие комментарии