Гордая

Она пила вино. Опершись рукой о мягкий подлокотник большого дивана, поджав ноги, укутанные в плюшевый плед, Она задумчиво смотрела в чернильное небо, усеянное россыпью холодных звезд, через панорамное окно. В комнате не было света, но от огней ночного города темнота рассеивалась, и очертания предметов в помещении были хорошо видны. На душе было так же темно, как в небе, и пусто – как в комнате. Впрочем, это уже не впервые. Она привыкла к этим вечерам в одиночестве. Ее муж – успешный бизнесмен, директор крупной строительной компании, влиятельный, красивый, известный. Его день расписан по часам. Да что по часам, по минутам. Она никогда не знала точно, во сколько начинался его рабочий день и во сколько заканчивался. Важные встречи, совещания, светские рауты, клубы – все это было в его расписании, как завтрак, обед и ужин. Все имело большое значение в повседневном графике, все, кроме нее.

Она привыкла к запаху чужих духов. Дешевых, безвкусных, но въевшихся в каждую ниточку его рубашек. Она даже знала, кому они принадлежат. Она замечала старательно застиранную губную помаду – следы от спешных поцелуев. Замечала, но не говорила. Осуждала ли Она другую женщину? Наверное, нет. Жизнь – штука трудная, и смазливой секретарше-провинциалке, по счастливой случайности заполучившей место в солидной фирме, надо было двигаться вперед. А быть любовницей шефа-красавца не так уж и плохо. Прямо как в сказке.

Она сделала глоток.

Хотя, любовница, наверное, это Она погорячилась. Ну не рассчитывает же эта глупышка на брак с ним, в самом деле! Таких у него теперь было бессчетное количество. Теперь Он мог позволить себе любую женщину, какую бы только пожелал. Успех нес ему известность, известность – славу, слава – все, что можно было купить. Оказаться рядом с таким мужчиной – несомненно, выставить себя в лучшем свете, завести выгодные знакомства, заработать некую репутацию. Каждый выбирает путь по себе. Если ты не умеешь бороться, то самый простой способ идти вверх – пачкать себя чужими постелями, давить свою гордость, убивать в себе женщину.

Она так не умела. Не умела и не хотела. Нет, Она не злилась на тех, кто дарил ему тепло своих тел по ночам, сжигал в мимолетной страсти, завлекал томными взглядами и обещающими улыбками. Каждая из них давала то, на что была способна. Она не могла их ненавидеть, Она могла их только жалеть.

Она ненавидела его. В тусклом свете огней блеснул глянец, на обложке – ее муж с очередной пассией. Да, смотрятся неплохо. Фотограф, безусловно, профессионал, отличный случайный кадр получился. Он, как модно теперь говорить, выглядел настоящим бруталом. Как всегда, в белой, отглаженной рубашке (ею отглаженной!), оттенявшей смуглую кожу, с расстегнутыми верхними пуговицами и никакого галстука. Его улыбка, когда-то ослепившая ее, заставившая замереть весь мир, с годами стала еще обольстительней, темные волосы, мягкость которых она ощутила даже сейчас, были небрежно взъерошенные, но ему чертовски это шло.

И тоска нещадно стала натягивать внутри каждый нерв, словно струну. Она выдохнула и закрыла глаза. Бывает, любовь заканчивается, но Она оказалась к этому не готова. Разве Она могла подумать об этом, когда его проекты отвергали, браковали чертежи, и Он, уставший, разбитый и опустошенный клал ей голову на колени, полный решимости сдаться, бросить все, к чему стремился столько лет. В такие минуты Она не могла позволить ему отказаться от своей мечты. Она вселяла в него надежду, заставляла взбодриться духом и снова стучать во всевозможные двери, потому что за одной из них его, несомненно, ждет блистательное будущее. Она разжигала в нем тлеющие угли своей верой в его неоспоримую победу, упрямо тянула вверх, когда Он, порой подобно утопленнику, опускался на дно. Она не допускала. Она давала силу его крыльям для нового взмаха, чтобы, узнав свободу высоты, Он пытался покорить ее вновь. Каждое его падение было и ее болью, каждый его шаг вперед – и ее достижением.

Она отвергала ту тень, которая незаметно накрывала ее, когда Он стал стремительно взлетать по карьерной лестнице. Последняя радость, которую они разделили на двоих, – день их свадьбы. А потом его поглотили далеко идущие планы, настоящий акулий бизнес, слияние фирм и рождение его корпорации.

Их расставания по утрам становились обычными, с отработанными до мелочей действиями. Она провожала его до дверей, смахивала несуществующие пылинки с пиджака, поправляла галстук. Поцелуи становились пресными, объятия – дежурными. Он в спешке покидал квартиру, и Она не знала, когда Он вернется и вернется ли сегодня вообще. Бывало, что Он звонил, просил приготовить ему свежую рубашку, так как на вечер запланирована встреча с партнерами, и извинялся, что не будет к ужину. Но Он не появлялся и к завтраку. Утром приезжал его шофер, терпеливо ждал, когда Она отгладит новую рубашку, и исчезал.

Сначала Она пыталась губить себя алкоголем. Вливала в себя понемногу все то, что находилось в баре: виски, коньяк, бренди, водку. Но не привыкший к такому количеству спиртного организм отвергал поступавшее в него горькие напитки, и при первых признаках рвоты Она бежала в уборную, где мучилась от спазмов, выворачивающих все ее нутро наружу. Затем долго сидела на полу, прислонившись к стене, глядя в одну точку мутными от слез глазами.
Так бесконечно долго, словно резиновые, тянулись дни. Она слонялась по огромной квартире, не зная, чем себя занять. Детей не было, слишком рано, считал Он. Работать не отпускал. Зачем, ведь у тебя есть все, что пожелаешь, рассуждал Он.

Она была еще молода и хороша собой. В их редкие совместные выходы, Она ловила на себе восхищенные взгляды мужчин, которые оборачивались ей вслед. Она гордо несла себя рядом с мужчиной, положению которого должна была соответствовать безукоризненным и невозмутимым видом. И если Она оставляла без внимания чужой мужской восторг, то Он щетинился на каждый жадный блеск во встречных взглядах, снедаемый бесконтрольной ревностью, бурлившей в нем кипящей лавой.

Она не знала, как реагировать на его поведение. Оно для нее оставалось загадкой: то ли в этот момент вспыхивало то самое нежное чувство любви, которое, как Она надеялась, еще не исчезло бесследно из его сердца, то ли в нем вскипало яростное ощущение собственника, эгоистичного обладателя той, на которую другие посмели поднимать глаза. Его рука властно ложилась на ее талию, и идущий с ней мужчина порою чрезмерно грубо прижимал хрупкое женское тело к себе, давая понять, что Он – единственный из мужской половины населения Земли, кому Она принадлежит. Ей же приходилось контролировать свои чувства, боясь ошибиться в нахлынувшей радости и выставить себя перед ним наивной дурочкой. Хотя иногда, наверное, не мешало бы быть и такой. Но Она – опять же – не умела.

Она встала и подошла к окну. Ночной город разливался путеводными огоньками фонарей вдоль улиц, сиял неоновыми разноцветными вывесками на изломанных неровных очертаниях домов, напоминающих холодные скалы. Фантастический вид завораживал, походил на сон, ошеломлял и манил окунуться в этот волшебный океан внизу. Она прикоснулась ладонью к стеклу, ощутив кожей, как пульсирует за ним жизнь, как ароматна и вкусна за ним свобода. Она грустно улыбнулась. Богатая, молодая и красивая, Она была одинокая и несчастная, готовая отдать все за то, чтобы повернуть время вспять. Она скучала, невыносимо скучала по тому молодому мужчине в кедах и тубусом подмышкой, который на прощание оставлял на ее губах жар неугасимого пламени своей любви.

Она не плакала, ее слезы давно высохли. Она не ждала, но еще надеялась, пока не поняла, что окутавшая ее зима стремительно отдаляла их души с каждой одинокой чашкой кофе по утрам и наглаженной свежей рубашкой, длинными гудками неотвеченного звонка. Она переболела зависимостью прикасаться к нему, смотреть в его глаза, вдыхать запах его духов. Она научилась не вздрагивать от стука входной двери. Она научилась засыпать по ночам. Она научилась жить без него. И каждый приобретенный ею навык ложился отметиной на измотанное сердце, рушил ее сознание, перекраивал взгляды. Она даже сама не заметила, как потушила последнюю искру ожидания. Но не любви…

В комнате вспыхнул свет. Она увидела свой силуэт, отраженный в окне. Она чувствовала, как Он удивленно задержался на пороге комнаты, потом прошел к бару, налил коньку.
– Еще не спишь?

Его равнодушный тон словно толкнул ее в спину, но Она стойко выдержала удар. Развернувшись, Она подошла к столику, поставила бокал с вином, а затем направилась к нему. Остановившись перед ним в паре шагов, посмотрела в глаза.
– Да, я хотела кое-что сказать тебе, – не опуская взгляда, ответила Она.
– А до утра это подождать не может? Я устал, – немного раздраженно спросил Он.
– Это не займет много времени, – спокойно возразила Она.
– Хорошо, – кивнул Он. – Что ты хотела сказать?
– Я ухожу от тебя.

Они молча смотрели друг другу в глаза. В повисшей тишине с грохотом отбивали секунды настенные часы. Он со стуком поставил снифтер на барную стойку, опустил голову и провел рукой по волосам.
– Почему? – Он снова посмотрел на нее. – У тебя есть причины уйти?
– У меня нет причин остаться, – также спокойно ответила Она.
Он шумно вздохнул.
– Что за глупость? – Он обвел глазами комнату. – Да, в последнее время я вел себя не лучшим образом. Но я думал, ты счастлива. У тебя есть все, что пожелаешь. Ты забыла, как мы жили и как шли к такой жизни?
– Об этом забыл ты.

Он смотрел на нее и не узнавал. Словно восковая, Она была идеальная и красивая в эту минуту, но Он не мог разглядеть ее чувств за ледяной непроницаемостью глаз, боялся коснуться ее, ежась внутри от стылого равнодушия, веявшего от нее. Ее спокойное молчание будоражило его. Он не знал, какой картой крыть в ответ. Эта безвыходность начала злить его, и Он не придумал ничего лучше, как оставить ей новый рубец:
– Да знаешь ли ты, сколько женщин сейчас хотели бы оказаться на твоем месте рядом со мной?
Всего на секунду ему показалось, что Он пробил стену ее бесстрастности, уловив в глазах незнакомую мимолетную вспышку. Она на мгновение опустила веки, но когда вновь подняла их, Он слегка отпрянул.
– Догадываюсь, – ровным голосом ответила Она. – Теперь у каждой из них есть шанс на это.

Она развернулась и направилась к дверям. Крепко стиснув зубы, с каждым шагом Она приказывала себе держаться, чувствуя спиной его растерянный взгляд. Все, что Она слышала в этот момент, – как громко билось ее сердце, и как гулко отдавались удары в голове. Схватив дрожащими руками свой багаж, Она распахнула входную дверь квартиры, задержавшись на минуту на пороге. Полуобернувшись, балансируя между «до» и «после», вслушивалась в тягостную тишину за собой, словно собираясь с силами на решающий шаг. Молчание пустоты сжало в кулак бушующие чувства, заставляя двигаться только вперед. Она твердо шагнула в подъезд, закрыв дверь.

Он стоял неподвижно долгое время. Смотрел ей, уходившей с ровной спиной и высоко поднятой головой, вслед и молчал, будто немой. Потом, обескураженный, оглядывал комнату, словно не узнавая помещение, в котором находится. Щелчок дверного замка вывел его из ступора. Взяв снифтер с коньяком, Он медленно прошел к дивану, сел на то самое место, где еще меньше часа назад грустила Она. Вглядывался, несмотря на ночь, в оживленные улицы внизу какое-то время. Это Она попросила поставить диван так, чтобы с высоты квартиры были видны и звезды в небе, и огни города. Тогда Он согласился с ней: этот сказочный вид нравился и ему. Он откинулся на спинку и закрыл глаза.
Ушла.
И что теперь? Она так решила сама.
Ушла.
Пусть уходит. Да у него полно тех, кто ее заменит! Вот уж в чем у него дефицита нет, так это в деньгах и женщинах. Пусть уходит...

Он открыл глаза, повернул голову и увидел бокал с недопитым вином. Осторожно взял его двумя пальцами за тонкую ножку и стал медленно крутить, задумчиво глядя на фужер и рубиновую жидкость внутри, отмечая плавные очертания, блеск начищенного холодного стекла. Он почему-то представил, что в руке у него ее стройное тело с изящными изгибами, которое Он так желал когда-то, которое было податливым, беспрекословно покорным и верным ему. У него уже было много таких податливых и покорных. Но это было другим, особенным, дышавшее только ожиданием его так, что Он чувствовал ноющую тоску даже от недолгих разлук и, утоляя ее, сам растворялся в бездне страсти и неудержимого желания. А сегодня Она была неприступной, угасшей, чужой. Она ждала его. Ждала его всегда.

Он ловко перехватил бокал и сжал его. Фужер треснул, и вино выплеснулось на пол, следом упали осколки. Он встал и направился к окну. Под подошвами ботинок жалобно захрустело стекло. Он смотрел вниз на снующих людей, не замечая, что ищет среди них знакомый силуэт. Как давно Она решила уйти? Где Она сейчас?

И вдруг в душу закралась темная мысль: а может, Она ушла к другому? Он прислонился лбом к окну. Нет, Она не могла. Не могла. Она еще любит его. Он не знал – как, не знал – почему, но чувствовал это. Отвернулся от окна, теряясь от смешанных ощущений, и нахмурился, увидев на столике блестящий журнал. Подойдя, взял его в руки и замер, глядя на яркую обложку. Комната резко сузилась в размерах, стены окружили его, давя обрушившимися воспоминаниями того вечера. Он даже имя девушки, что была с ним, не запомнил. Грубо отбросив глянцевое издание, поднял лицо и шумно выдохнул в потолок. Затем размахнулся и кинул снифтер с янтарной жидкостью в стену. Раздался гулкий треск, и на светлых обоях образовалось темное пятно. Капли коньяка лениво стекали к полу, оставляя сырые подтеки. Он вновь бросил беспомощный взгляд на журнал, и мысли, словно гладкие сверкающие страницы, замелькали перед глазами, слепя его доступными распутницами, лазерными лучами и тошнотворными ночами животной похоти.

Он достал телефон и набрал ее номер. В тишине комнаты громко заиграла музыка, еще та самая, которую несколько лет назад они вместе выбрали ей на звонок от него. Она была так счастлива. Он слушал нежную мелодию, думая о том, что сам, наверное, с десяток раз менял рингтоны на входящие от нее. И лучшие отдавал не ей.

А теперь Она ушла, даже не взяв с собой телефон, не претендуя ни на что из всего того, что они создали за эти годы. Он быстрым шагом направился в спальню. Резко распахивал дверцы шкафов, отмечая, что из вещей Она взяла лишь самое необходимое; выдвигал ящики туалетного столика, где нетронутыми лежали ее шкатулки, полные различных украшений. Гордая. Он махом руки сбросил на пол все, что лежало на столике, затем уперся ладонями о его край, словно собираясь перевернуть, но, заметив что-то на зеркале, опустил голову и тяжело задышал. Не поднимая глаз, медленно протянул руку и сорвал с резной отделки золотую цепочку с висевшим на нем обручальным кольцом.

Внутри у него все сжалось. Он медленно опустился на пол, прислонился спиной к кровати, крепко сжав в кулаке цепочку с кольцом. Казалось, что драгоценный металл никак не желал нагреваться в тепле его ладони, и надежда на то, что, уйдя, Она не остыла к нему, вдруг начала таять.

Он так и просидел в ночной темноте, пока первые лучи рассвета, просыпаясь, не поползли по стенам спальни. Ни разу сон не сомкнул его веки. Новый день подавал первые звуки гудками автомобилей, топотом соседей на лестничной клетке, смехом, криками, голосами. А Он, разбитый и выжатый, все так же крепко сжимал ладонь и думал лишь о том, как сам того не замечая, наносил разрушительные удары по своему счастью, уничтожая единственное, что имело значение в его жизни. Но Он этого не понимал.

Это понимала Она.

©Ольга Пауль.